Они никого не пожалеют - а потом свалят все на "приднестровских сепаратистов". Недаром так упорно запускаются слухи о приднестровской "грязной бомбе".
Я - бывший офицер армии Молдовы. В настоящее время, после выхода на пенсию переехал к детям за границу, куда именно - не столь уж и важно. О необходимости обнародовать факты, ставшие мне известными в ходе прохождения службы в Национальной армии я задумывался давно, и письмо это тоже начал писать давно. Но, скажу откровенно, очень долго не решался довести дело до конца, отправив это письмо по назначению. Я боялся не столько за себя, сколько за своих близких. Боюсь я за них и сейчас, поэтому не ждите от меня подробных биографических данных и уж тем более - свидетельства в суде. Напротив, я сделаю всё возможное, чтобы максимально дистанцироваться от этого письма. Полагаю, что причины такой осторожности станут вам ясны после его прочтения.
Мне приходилось довольно часто бывать по службе на артиллерийском полигоне Бульбоки. В 1995 году я познакомился там с майором, тоже артиллеристом, молдаванином по происхождению, которого пригласили по контракту из России. Человек он был очень приятный, мы довольно быстро близко сошлись, к тому же у нас обнаружились и общие внеслужебные интересы. Меня несколько удивили две вещи. Во-первых, по образованию, и, судя по его рассказам, по предыдущим местам службы он был военным химиком, а ещё точнее - специалистом по дезактивации и дегазации. А во-вторых, пригласили его из России в Молдову как-то очень уж щедро: сразу дали - притом, одному, без семьи – трехкомнатную квартиру на Верхней Ботанике, где он и жил. На полигон утром и обратно вечером его доставляла служебная машина. Вообще, по многим признакам, он явно был в привилегированном положении, держался особняком от остальных офицеров, но не заносчиво, а просто как-то замкнуто. Близко, по-приятельски, сошёлся, кажется, только со мной, однако и со мной никогда, ни одним словом не упоминал служебные темы. Это было не вполне обычно - разумеется, выбалтывать друг другу служебные тайны у нас не принято, но легкий треп, ворчание на начальство, словом обмен полушутливыми-полусерьёзными репликами случается довольно часто.
Служил он тоже как-то обособлено, подчинённых у него было немного, чем они занимались тоже было не вполне понятно. Часто ездил в Кишинев и в течении дня, по службе - машина его без дела не стояла. Впрочем, в его дела я не лез и не интересовался, что там у него и как.
Лет через 8 после нашего знакомства он стал как-то резко меняться и буквально за полгода очень осунулся, похудел, часто оказывался в санчасти. Здоровенный мужик, ничем раньше не болевший, стал жаловаться на головокружение, на быструю утомляемость. В конце концов, в минуту откровенности, рассказал мне, что болен лейкемией и что жить ему, по мнению врачей, осталось не больше полутора лет.
Признаться, когда он мне это сказал, я не знал, что ему ответить. Ну, в самом деле - что можно ответить умирающему человеку? Осторожно, чтобы поддержать разговор, заметил, что в Германии лейкемию вроде бы лечат, но лечение, естественно, дорогое. Мы к тому времени уже были немного выпившими, и его прорвало. История, рассказанная им, показалась мне тогда настолько невероятной, что я как-то даже не воспринял её всерьез - мало ли что может наговорить смертельно больной человек, знающий что он умирает и испытывающий нешуточную обиду - молдавское Министерство обороны отказало ему в средствах на лечение за границей, мотивируя отказ тем, что лейкемия якобы не была связана с выполнением им служебных обязанностей. Вот что рассказал мой собеседник – назову его Анатолий. Я привожу его рассказ в кратком изложении.
* * *
Летом 1993 году я приехал на похороны своего отца в Каушаны. Сам я находился тогда в очень сложной ситуации. За полгода до этого уволился из армии по выслуге лет, квартиры не было, семья ютилась в съёмной комнате, серьёзно болела жена, подрастали дочери... Словом, ситуация была скверная - впрочем, многие бывшие офицеры через это прошли, так что не стану отвлекаться. Отец мой тоже был военным. На похоронах я разговорился с каким-то человеком, как оказалось впоследствии, с майором Министерства Национальной безопасности Молдовы. Заговорили о войне 1992 года, о его в ней участии. Он упомянул вскользь, что имея боевые ОВ, например, зарин, Молдова вполне могла бы достичь иного результата, завершив войну парадом в Тирасполе. Я удивился в ответ, заметив, что получить зарин и снарядить им артиллерийский боеприпас не столь уж и сложно. Слово за слово – мы разговорились, я, отвечая на его вопрос, сообщил своё образование: гражданский химико-технологический - "менделеевка" и академия химзащиты, он оставил свою визитную карточку...
Мы встретились с ним на следующий день. Одним словом, через две недели я поступил по контракту на службу в Национальную армию Молдовы, а моей семье была куплена 2-х комнатная квартира в г. Краснодаре.
Квартиру в Кишиневе мне просто подарили, широким жестом, и потом настойчиво убеждали, что моя семья будет гораздо лучше чувствовать себя в Молдове. Но я уклонился от ее переезда, отговорившись тем, что жена привязана к месту лечением. То, что мое занятие носит, в общем-то преступный характер я сознавал вполне отчетливо - я же не ребенок, в конце концов. Но что поделать - надо же мне было как-то жить...
Одним словом, в Институте Химии АН МССР, в полуподвальном помещении, а позднее - в здании Центра Автоматизации и Метрологии, тоже в полуподвале, под общим кураторством полковника МНБ Семена Руссу и при участии заведующего кафедрой промышленной химии кишиневского университета Георгия Дуки, было организовано производство зарина. Производили мы его сравнительно небольшими партиями, достаточными для снаряжения 10-12 122-миллиметровых артиллерийских снарядов. Подготовку самих боеприпасов я осуществлял уже в Бульбоках. Работать приходилось таясь от всех, без лаборанта, мои кураторы очень боялись и огласки, и утечки газа... Впрочем зарин - тяжелее воздуха, потому я и работал в подвале.
В течении примерно трех лет мною было подготовлено порядка 500 артиллерийских снарядов с зарином - около 400 штук - калибром 122 мм, и еще около 100 – калибром 152 мм. Все эти боеприпасы и сейчас хранятся на полигоне Бульбоки. Для их использования подготовлены специальные орудийные расчеты - не знаю, имеют ли они понятие о том, чем им придется стрелять, или нет.
Всё шло без происшествий, работал я очень аккуратно, никаких ЧП ни разу не было. В 1998 году мои заказчики сочли, что снарядов с зарином им достаточно. Проект свернули, Дуке дали государственную премию - естественно, не за зарин а за что-то другое, Руссу получил орден, а меня демонстративно обошли. Ограничились довольно скромной, порядка 500 долларов, денежной премией, что, признаться, меня сильно задело. Я оказался в тени, фактически в роли завсклада химических боеприпасов, которые сам же и снарядил. Впрочем, работа у меня была непыльная, оклад и все надбавки платили так же, как и раньше, и никаких привилегий не лишали. Жена к тому времени умерла, дочери одна за другой вышли замуж и я просто тихо жил.
Так продолжалось до лета 2001 года. В июле на меня вышел все тот же Руссу и сообщил, что мои услуги вновь понадобятся, хотя и в несколько ином качестве. На сей раз мои заказчики хотели получить в свое распоряжение снаряды, способные распылить на значительной площади радиоактивный раствор, тем самым вызвав её радиационное загрязнение.
Это было уже по-настоящему опасно - и страшно. Я попытался уйти в сторону, но Руссу намекнул мне, что отказ сотрудничать может плохо отразиться не только на мне, но и на моих близких... Помимо кнута был, впрочем, выставлен и пряник - за каждый подготовленный снаряд мне посулили 1000 долларов премии.
Задача была достаточно сложной. Снаряд должен был разрываться в воздухе над поражаемым районом, причем зона поражения должна была обладать вполне определенными, заданными параметрами. Кроме того, части разорвавшегося снаряда не должны были поддаваться идентификации - это условие было подчеркнуто особо. Мы стали снаряжать по несколько снарядов 152 мм безвредным контрастным веществом, по своим физическим свойствам близким к раствору, изготовлением которого занимался все тот же Дука, и отстреливали их. По результатам проводили химическую разведку, корректировали конструкцию, снова экспериментировали.
Ровно через год, к лету 2002, первый "грязный" 152 мм снаряд был сдан заказчику. Сложность заключалась в том, что снаряжая эти снаряды я уже не мог обходиться без лаборантов, а мои заказчики боялись огласки как огня. Выход был найден такой: в качестве лаборантов использовались солдаты-срочники. Никакой защиты им не обеспечивали - это вызвало бы огласку. Их, по сути, с самого начала назначали смертниками, специально подбирая ребят из числа детдомовцев и переводя их в другую часть, когда симптомы облучения говорили, что они - уже выработанный материал. Там они вскоре оказывались в госпитале, где и умирали. Я берегся, как только мог, но тоже время от времени получал дозы, хотя и несравнимо меньшие чем то, что доставалось на долю моих лаборантов. Сначала я тренировал их на сборке имитаторов, затем ставил на реальные снаряды, где их хватало на 2-3, максимум на 4 недели. Потом - перевод в другую часть и все, больше я их не видел.
К сожалению, не избежал облучения и я... Лечить меня наша армия не намерена - по-моему, им было бы удобнее, чтобы я поскорее сдох... Я им уже не нужен, у них есть 54 152 мм снаряда, каждый их которых способен заразить площадь в 3-5 кв. км. Уровень излучения на таком участке будет очень приличным... Это конечно не атомный взрыв, но особо задерживаться там, право, не стоит.
А ведь все начиналось не так уж и плохо... Давая согласие и подписывая контракт, я был почти уверен, что они не рискнут применить снаряды с зарином. Я ошибся... Но когда понял, что ошибался, обратного хода мне уже не было. Они применят все, что я им наготовил - и зарин, и радиоактивную грязь. Они никого не пожалеют - а потом свалят все на "приднестровских сепаратистов". Недаром так упорно запускаются слухи о приднестровской "грязной бомбе".
* * *
Разговор наш, естественно происходил в сильном подпитии. Однако Анатолий, видимо не забыл, что разговорился. Наутро он необычно холодно распрощался со мной и в дальнейшем старался избегать общения. Весной 2004 года Анатолий уволился из армии по состоянию здоровья и уехал на лечение в Германию, где, как я слышал, вскоре умер.
Смысл нашего разговора доходил до меня лишь постепенно. Вначале я не поверил. Затем... Впрочем - судите сами. На территории бульбокского полигона действительно есть небольшой, тщательно охраняемый склад. Анатолий работал именно там. Два расчета артсистем 152 мм и два - 122 мм действительно проходили и проходят отдельную подготовку. Расчеты работают в тесном контакте с метеорологами, их очень интересует погода над целью и направление ветра. Большую часть упражнений составляют стрельбы на максимальную дальность. По результатам стрельб на местности работает химразведка.
Все расчеты очень тщательно изучают именно район Бендер - густонаселенный район, где использование зарина и "грязных" боеприпасов будет особенно эффективным. И потом - такое, пожалуй, не выдумаешь. Похоже, Анатолий говорил правду... Мне совершенно очевидно. Кучка сумасшедших политиков в Кишиневе готовит ядерную и химическую войну... Я молчал в Молдове, но не считаю возможным молчать сейчас.
У меня нет прямых доказательств. Их, согласитесь, и не может быть. Но значит ли это, что нужно покорно ждать, когда в Кишиневе отдадут приказ пустить газ и радиоактивный дождь на "сепаратистов"? Есть же в конце концов международная ядерная инспекция - агентство по атомной энергии, МАГАТЭ. Есть посредники и гаранты. Проверьте! Пришлите инспекторов! Осмотрите все подозрительные места - это вполне возможно. Если ни "грязных" снарядов, ни снарядов с ОВ в Молдове нет - отлично... Но, к сожалению, это, по-видимому, не так, и Молдова готовит по Приднестровью комбинированный, химический и ядерный удар. А для отвода глаз Кишинев кричит на весь мир о радиоактивных "Алазанях", которыми, якобы, торгует Приднестровье. В конце концов, если международные организации действительно не хотят ядерного и нервно-паралитического кошмара на границе с ЕС, с Украиной, с Румынией и в двух шагах от России, то отчего бы не провести инспекцию? Отчего не проинспектировать обоих - и Молдову, и Приднестровье? Или кто-то уже заказал и оплатил новую войну, новые страдания людей и новые толпы беженцев? Проверьте! Проинспектируйте! Остановите это, пока не поздно!
